– А Коста говорила…
– Коста сама ничего не знает, – перебил я ее. – Я с Куртисом разговаривал, вот он-то точно в курсе. Но все равно, Милана, ты обязательно дождись, пока я сам за тобой не приду. А если меня долго не будет, ты дня жди, когда совсем уже рассветет. Хорошо?
Милана часто закивала и попыталась снова что-то спросить. Да знаю я, девочка, что у меня концы с концами не сходятся, только лучше не выпытывай больше ничего. Я отошел уже на несколько шагов, затем вернулся и поцеловал Милану, сидевшую с зажатыми в обеих руках сладостями. Сейчас можно себе позволить то, что хочется больше всего на свете.
Возвращаясь к месту ночевки, я костерил себя последними словами, проклиная на чем свет стоит. Мы могли бы уже несколько раз присоединиться к другому обозу, идущему быстрее, такая возможность была, и не раз. И денег бы много не потерял, Пронтий – мужик порядочный.
Так признайся же себе наконец, что ты просто оттягивал момент, когда с Миланой придется расстаться. Но ведь все равно это произойдет через несколько дней. Так при чем здесь она, зачем ей все это нужно, все эти неприятности, в которые ты имеешь обыкновение влипать по поводу и без?
– Спрятал? – спросил у меня Куртис, и я лишь молча кивнул в ответ.
– Скоро они пойдут, парень.
Ну парень так парень, для тебя – да, ты ведь старше меня раза в два.
– Когда они нападут на обоз, – продолжил он, – мы зайдем сбоку и ударим им во фланг.
Мы – это кто? Видимо, мой вопрос так явственно читался на моем лице, что Куртис не стал дожидаться, пока я его озвучу:
– Мы – это я и ты.
Ага, отличный план. Да чего уж там, просто превосходный.
Хорошенькая из нас команда получается. Один – старый дед, который решил спеть свою лебединую песню. Я, конечно, догадываюсь, что «дикие» – это очень серьезно. И даже нисколько не сомневаюсь в том, что в прошлом он воин с большой буквы. Об этом можно судить хотя бы по тому факту, что такую саблю нельзя поменять на рожь или капусту. Но если это и получится, то никто не сможет носить саблю так открыто, как носит ее он. Подобное право нужно заслужить. Второй – это я. Несомненно, тоже великий воин. В будущем. Вероятно. И вероятность эта составляет процента полтора-два. Мы нападем на них и искрошим в ту самую капусту, легко и непринужденно, как и подобает двум славным бойцам: пенсионеру и ученику ученика мастера. Как же иначе меня можно назвать? Совершенно очевидно, что я даже в ученики еще не гожусь.
– Не бойся, парень, сегодня не твой день. Знаешь, когда я служил в «диких», меня прозвали Годимом. Тебе знакомо это слово?
Я кивнул: знакомо. Милана рассказывала мне, что есть легенда о таких людях. И обозначает это слово что-то вроде прорицателя или ведуна. Но это совсем не говорит о том, что они действительно существуют. Да и прозвище можно дать какое угодно. Например, в большинстве случаев верзилу под два метра ростом будут называть Малышом.
Ну хоть как-то успокоил, и на том спасибо. Да и чего, собственно, волноваться. Их всего-то десятка два ожидается. Для таких матерых бойцов, как мы с дедом, – плевое дело, как раз аппетит перед завтраком нагулять. А в том, что в этом мире никакого антисептика, кроме уксуса, не существует, ничего страшного нет. И антибиотиков тоже нет. Получу какую-нибудь рану, подумаешь, заражение крови. С моим-то иммунитетом смешно даже думать об этом.
– Так ты пойдешь со мной? – Голос у старика был абсолютно безразличным.
Да уж, одно во мне хорошо – я не родился женщиной. Иначе со своей неспособностью сказать при необходимости «нет» я пользовался бы огромной популярностью среди мужской части населения.
Мы шли недолго, шагов сто, не больше. И остановились возле какого-то деревца с резными листьями. Кажется, мы оказались чуть в стороне от сбившихся в кучу телег. Куртис снова обратился ко мне:
– Когда мы пойдем на них, держись за мной сзади и справа. – Ну что ж, такая просьба вполне понятна, ведь Куртис – левша. – И еще, не приближайся слишком близко. Глаза у меня уже не те. Эх, молодость, молодость. – Здесь по закону жанра ему было положено вздохнуть, но вместо этого я услышал совсем другое: – Сейчас я расскажу тебе одну вещь и даже попробую научить тебя этому. Освоить это несложно, у любого, кто постарается, получается. Слушай внимательно.
И я весь обратился в слух. И было это не расхожим выражением. Вряд ли Куртис станет меня учить тому, как подманивать свистом певчих птиц.
Когда до нас донеслись крики и звон металла, мы все еще стояли возле дерева с необычными листьями. Грохнул выстрел. Это Пронтий из своей фузеи. Смотри-ка, смог же воспользоваться. Я свой пистолет даже брать не стал, в такую погоду очень мало надежды на то, что он не подведет. Кинжал вернее будет.
Бой разгорелся серьезный.
Куртис кивнул подбородком: давай. И я попробовал снова. Дед даже не стал спрашивать, получилось ли, такого не скроешь, и только коротко бросил:
– Пошли.
И мы пошли. Господи, как мы пошли!
Чуть впереди и слева – Куртис, его движения были похожи на какой-то танец. Да я и сам едва чувствовал под собой землю – настолько легким казалось мое тело. А внутри бушевал огонь. Или хмель. А может, и не хмель даже. Как же точнее это состояние назвать? Когда чувствуешь в себе такую силу, что способен руками порвать врага на части, когда весь мир вокруг тебя замедляется, а сам ты боишься только одного: того, что это ощущение внезапно исчезнет.
Куртис несколькими движениями клинка разбросал в стороны вставших у нас на пути людей, но не стал останавливаться. Я был рядом с ним, и мои удары тоже не пропадали даром. И мне отчего-то было абсолютно безразлично, что следующий мой противник опередит меня на доли секунды и я упаду на землю, а Куртис пойдет дальше. Да и как такое сможет произойти, когда за то время, что он потратит на замах, я смогу обежать вокруг него, успеть парировать его удар и даже нанести свой.