Агнальские горы полны всевозможных полезных ископаемых, герцогство располагается в самом центре этих гор. Так что само собой разумеется, промышленность здесь была очень развита. В этом я сам смог убедиться, прогулявшись на следующий день по городу в компании Крижона и Тибора. Мы заглядывали в лавки, и мои спутники только тихо присвистывали, узнав цены и сравнивая их с имперскими. А вот продукты, по сравнению с той же Империей, стоили здесь несколько дороже. Оно и понятно: плодородных земель здесь меньше. Что и немудрено, учитывая расположение герцогства.
Поскольку никаких указаний от Горднера мы не получали, то посвятили осмотру Эйсендера чуть ли не весь день. Интересный город, ничего подобного в Империи я не видел. Все здесь было подчинено главному: удобству в обороне. Но и об удовольствиях жители столицы не забывали: хватало и кабачков, и таверн. Правда, местное пиво моих спутников не впечатлило. Мне самому об этом судить трудно, здесь я попросту умываю руки. Выпить кружечку холодного пива, намаявшись на жаре, – всегда приятно, но чтобы многими литрами, точнее, кводрами, это не ко мне. Вот к тому же Тибору, например, у него две стремящиеся к бесконечности особенности организма – желудок и язык. Потому что молчит он только во сне, а пива может выпить бочку.
Вечером меня нашел Горднер и поинтересовался состоянием карманов, вернее, количеством бренчащих там монет. Слегка они бренчат, господин барон, еле-еле, совсем не слышно. Мало того что поиздержался, обеспечивая Жюстину пропитание, кров и лечение, так еще и оказалось, что содержание в имперских застенках платное благодаря стражникам Кергента, облегчившим мой кошелек.
Вслух же я сказал, что осталась одна золотая крона и горсточка меди, которую здесь и за деньги-то считать нельзя. В ответ я получил еще один золотой и настоятельную рекомендацию приобрести завтра с утра приличный наряд, поскольку после обеда меня желают видеть во дворце.
Сказать по правде, что-то вроде этого я и ожидал. Нет, конечно, не того, что меня вызовут под светлые очи наследника, а благодарности от Жюстина.
Принц не производил впечатление человека, который забывает сделанное ему добро на следующий же день. Все-таки я помог ему, хотя и вышло так, что бросил его не в самый подходящий момент. К счастью, все закончилось удачно.
Жюстин вполне мог передать кошель через Горднера, но, если он решил лично выразить свою благодарность, я ничего не имею против. Интересно же, черт возьми, побывать в настоящем дворце, хотя никогда и не мечтал об этом. Тем более что музеев подобного толка хватает и у нас. Конечно, одно дело музей, и совсем другое – «действующий» дворец, в котором живут настоящие правители страны, пусть и не самой огромной.
Когда мы с Горднером в указанное время прибыли во дворец, больше похожий на неприступный бастион, нас уже ждали. Вернее, ждали только меня, поскольку барон почему-то остался на месте. Вот только повели меня не во внутренние покои, а в сад, самый настоящий сад, яркий и цветущий. Я в сопровождении двух человек, выглядевших переодетыми в лакейский наряд бывалыми воинами, проследовал еще за одним, точно уж лакеем, раздувшимся от собственной важности. Мы прошли по тропинке, выложенной такими же красноватыми плитами, как и все здешние дороги, перешли через мостик и попали на небольшой островок.
В беседке, спрятанной среди густой поросли цветущего кустарника, полулежал в кресле пожилой человек, с первого взгляда на которого было ясно, что жить ему осталось недолго. Бледное лицо, заострившийся нос, впалые щеки и сухие бесцветные губы… Вот только глаза его темного цвета резко контрастировали со всем остальным обликом. Яркие, живые и ничуть не выцветшие от времени. Да и не должен он быть глубоким стариком.
Видно, прав был Тибор, рассказывая мне почему-то шепотом, что в ближайшем окружении правителя был человек, добавивший в пищу нечто, после чего его едва смогли спасти.
Герцогу помогли принять сидячее положение. Вероятно, он и сам бы с этим справился, но стоявшие за его спиной люди услужливо уловили первое же его движение.
Я склонился в поклоне. Ниже, ниже, не переломишься, в этом нет ничего зазорного. Просто прояви ему уважение, то, которое он заслуживает, и так, как это здесь принято.
Великий герцог Дрюмон XVII, конечно же это был именно он, несколько секунд молча рассматривал меня. Затем он начал говорить, и голос его был усталым и безжизненным:
– Я благодарю вас за то участие, что вы приняли в судьбе моего единственного сына.
Вот оно как! Получается, что Ромерт для него умер. Я снова склонился в поклоне, ничего не сказав. А что говорить-то: какие пустяки, не стоит благодарности?
– Мой сын знает о вашей мечте, – продолжил герцог. – И все же мне хотелось бы, чтобы у вас был выбор.
Стол перед ним был заставлен графинами и всевозможными склянками, в одной из которых я увидел лекарство, название которого мне так и не удалось запомнить. А еще там много чего было. Серебряное блюдо, прикрытое кружевной салфеткой. Пара толстенных книг самого что ни на есть букинистического вида, с кожаной обложкой и металлическими застежками. Ваза с красивыми цветами нежно-золотистого цвета. Письменный прибор, выполненный в виде замка, с откинутой крышей одной из башен, из которой торчали перья.
Но когда на нем появился туго набитый кожаный кошель, я не заметил. Вероятно, это произошло, когда я склонялся в поклоне, и положил его один из трех стоящих за герцогом людей, один вид которых ясно давал понять, что телохранитель – это призвание.
Кошель смотрелся очень солидной вещью. И качеством кожи, которая пошла на его изготовление, и своими размерами, и еще чем-то неуловимым. В таких кошелях не хранят медь, да и серебру там не место. Так оно и оказалось.